Разделы
- Азовское пароходство (2)
- Балтийское пароходство (13)
- Дальневосточное пароходство (7)
- Камчатское пароходство (1)
- Каспийское пароходство (4)
- Латвийское пароходство (8)
- Литовское пароходство (3)
- Мурманское пароходство (9)
- Новороссийское пароходство (6)
- Одесское пароходство (5)
- Приморское пароходство (1)
- Разная принадлежность (46)
- Сахалинское пароходство (5)
- Северное пароходство (11)
- Советское Дунайское пароходство (2)
- Черноморское пароходство (29)
- Эстонское пароходство (3)
Мы в друзьях
Даты
-
13 апреля 1883 года
День рождения Демьяна Бедного (1883—1945), известного советского поэта. Его именем названы острова в Карском море и теплоход Черноморского пароходства.
Немного истории
-
Когда родился искусственный холодильник
В 1887 году, на морской международной выставке в Гавре демонстрировались два типа холодильников для судов. Вот как описывал устройство этих холодильников год спустя журнал «Русское судоходство».
«Принцип, на котором основано устройство этих приборов, заключается в следующем: из помещения, где нужно произвести охлаждение, вытягивают воздух; затем его подвергают сжатию и при помощи особых конденсаторов отнимают от данной массы воздуха ту теплоту, которая обнаруживается при сгущении; наконец, этот сгущенный и охлажденный воздух снова впускают в камеру ледника, где он, расширяясь, конечно, еще более охлаждается». Далее в своем изложении принципа работы холодильника автор заметки сообщает, что таким способом удается понизить температуру до 20 градусов ниже нуля.
По столь наивному описанию принципа, конечно, трудно составить себе представление об истинном устройстве этого агрегата. Однако ясно, что еще 80 лет назад делались небезуспешные попытки создания холодильников, близких по принципу устройства современным.
Звуки моря (Яков Иванович Подрезов)
- Подробности
- Категория: Люди
- Автор: С. Крухмалев, первый помощник капитана газотурбохода «Иоганн Махмасталь» Северного пароходства
— Яша, помнишь ту осень? — спросил плотник Григорий Чернышев матроса Якова Подрезова.
Яков Иванович окинул взглядом сидящих рядом товарищей. «Как они восприняли слова Чернышева?» — подумал он и не торопясь произнес:
— Помню, Гриша, помню. Дело-то простое было.
— Да, скромный ты человек,— тряхнул головой четвертый механик Николай Побежимов.— Признайся, Яша, опасно было?
— Что там опасного? — Яков Иванович вытянул вперед тяжелые руки, глянул на ладони — они не такое опрокидывали.
— Я говорю в смысле опасности,— настаивал Побежимов.
— Опасности? Где нет опасности? — Подрезов посмотрел на механика.
— Ты прав, Яша, прав,— поднял тот вверх руки и поднялся со стула. Яков Иванович в спину уходящему механику бросил улыбаясь:
— Приготовьте в следующий раз потяжелее кувалду, да поострее зубило, товарищ Побежимов... Николай Егорович.
— Ладно,— снисходительно ответил механик.
Смелый поступок матроса Подрезова экипаж оценил по достоинству. И только самому Якову Ивановичу он казался пустяковым.
...Случилось это в Белом море. Выбирали якорь. Туго шла якорь-цепь.
— Что-то тянем со дна моря,— доложил боцман на мостик.
— Осторожно, Петр Борисович, осторожно,— донесся С мостика голос капитана.
Оставалась одна смычка. Чувствовалось, якорь оторвался от дна моря. Почему же тяжело идет? Оказалось, лапы якоря были опутаны стальными тросами.
Брашпиль надсадно гудел. Надо установить причину. Осмотрели: не удастся убрать якорь в клюз, пока тросы не будут обрублены. Там, на другом конце, затонувшее судно, возможно в Отечественную войну.
Матросы переглянулись. Дело и впрямь опасное.
— Какой вопрос, — твердо сказал Яков Иванович Подрезов,— привязывайте меня!
Подрезов за бортом повис над бездной моря. В руках у него огромная кувалда и кузнечное зубило. Подрезов обвязал себя дополнительным концом, закрепился за якорь-цепь.
— Про-оо-шу-уу но-о-во-о-е зу- било-о! — откуда-то с самого низа ветер донес до нас голос Подрезова. Через каждые пять-десять минут за борт опускали остро заточенное зубило.
Над морем — тяжелые громады туч. Усиливался ветер. Волна дотягивалась до фальшборта, и, как большекрылая птица, перемахивала его. Судно кренило. Обстановка усложнялась. К тому же радист сообщил: «Ожидается штормовой ветер».
— Малость осталось! Малость! — крикнул Подрезов. Матрос поднял кувалду и, кажется, не успел еще ею ударить, как якорь, и щетинистые концы тросов, и опоясанная концами небольшая фигурка Подрезова растаяли в белом гребне волны.
—Вира! — крикнул боцман.
И Подрезов в мгновение оказался у фальшборта. Без шапки, мокрый с ног до головы. Обхватив конец, на котором его держали матросы, Яков Иванович качался под козырьком фальшборта, покачивался и якорь, освобожденный от пут стальных тросов.
— Молодец, Яков Иванович,— похвалил его капитан. Подрезов поднял голову.
— Простое дело, товарищ капитан.
Небольшого роста человек, окруженный товарищами, шел по главной палубе. Глаза, легкая походка выдавали радостное настроение Подрезова: выполнил важное задание.
— Помоги, Гриша, стащить робу,— была единственная просьба Якова Ивановича.
Матроса Подрезова моряки ласково называют по имени — Яша. Да, только так его величают в экипаже. По годам ли? Пятый десяток пошел Подрезову. А зовут его так за доброту, трудолюбие, готовность в любую минуту прийти на помощь товарищу.
Случай исключительный. Но работа матроса складывается из повседневного и неприметного труда: покраска корпуса, швартовки, вахта, множество больших и малых дел. Присмотритесь к Подрезову: самым тщательным образом счищает он ржавчину с металла, не сколько раз проходит стальной щеткой по нужному месту, протирает ветошью, чтобы наверняка пришлась краска к металлу. Кисть макает не очень сильно, наносит тонкий слой краски, втирает ее в каждую поринку фальшборта. Красит всегда только кистью.
— Валик,— говорит Яков Иванович,— не признаю: велики потери краски.
Красиво работает Подрезов и на швартовках. Третий помощник капитана часто шутит:
— Яша, скоро концов-то не останется: все сгорят в твоих руках.
— Давай, ребята, давай,— отзовется Подрезов.
...В каюту капитана постучали. Робко и неуверенно.
— Пожалуйста, Яков Иванович, — сказал капитан Северов, увидев Подрезова. Капитан усадил матроса. Яков Иванович потирал тяжелые ладони, опустив глаза.
— Хочу попросить вас, Юрий Павлович, перевести меня на камбуз. Радикулит одолел. Суставы разболелись.
Признаться, просьба о переводе была неожиданной: никогда Подрезов не жаловался на здоровье. А тут? Значит, серьезное дело.
— Пекарем согласны?
— Самую маленькую должность. Мне эта подходит.
Болезнь Подрезова — отзвук прошлого.
Яков Иванович пришел на торговый флот в 1952-м. Плавал на судах Мурманского пароходства. Ласково вспоминает свой первый теплоход «Воровский».
— Весь наш род в моряках ходил,— говорит Подрезов.— Дед, отец, два брата — Валентин и Гавриил — боцманами плавают и сейчас. На пенсию вышла тетка Анастасия Григорьевна. Всю жизнь она работала на судах торгового флота буфетчицей... Понимаете, вот сейчас бы уйти мне, — Подрезов коснулся рукой поясницы, — не могу оставить море...
...Яков Иванович встал рано. Подошел к иллюминатору — черным-черно за бортом. Прислушался: море нежно плескалось о борт. «Как же все-таки здорово!» — Подрезов взмахнул руками, чтобы начать упражнение утренней гимнастики. Только она и спасала его от недуга.
Камбуз — новое место, где отныне он будет трудиться. Взял швабру. Перво-наперво решил помыть палубу, отдраить ее до блеска. Подрезов знает, как это делать. Потом успеть начистить картошки, привести в порядок посуду. Подрезов все сделал до прихода повара. На высшем уровне. Повар приятно улыбнулся:
— Яша... Когда успел?
Повар больше не удивлялся, хотя каждый раз до его прихода на камбузе все было великолепно сделано.
Я часто видел, как хлопочет Подрезов. Вот он залез в хлебопечку. Вытащил оттуда формы и ахнул:
— Боже! Сколько лет тут не касалась рука человека?
Повар смутился, промолчал. Этот укор и ему: старший по камбузу. Справился Подрезов и с этой работой, и со множеством других больших и малых камбузных дел.
Обязанности пекаря по уставу невелики. В нем записано: «Пекарь непосредственно подчиняется старшему повару. В обязанности пекаря входит выпечка хлеба и работа на камбузе под руководством повара». Все.
Можно исполнять положенное от и до. А там и трава не расти.
Но можно и в малом деле быть творцом, работать творчески, с огоньком. Сколько бывает радости у Подрезова, когда он, вынимая с румяными корочками хлеб, несет первую буханку в столовую, где ужинают моряки, дает им отведать. Отвечает на их похвалы: «Завтра лучше выйдет!» Работа у Подрезова спорится. Во всем он рационален, ревностно бережет народное добро. Человек, который знает цену жизни. И заметив однажды, как кто-то из команды надкусил добрый ломоть хлеба и выбросил его, гневно говорил об этом на профсоюзном собрании.
Камбуз не очень пришелся Подрезову: переменился человек, потускнели, как в ненастье небо, его глаза. Мы сочувствовали ему, понимали, что непривычное это для него дело, но вслух мысли не выражали: Яков Иванович не любит жалость — «бескрылую птицу».
Швартовались. Смотрю: на баке он, Подрезов, «снует» концы, выбрасывает за борт кранец. Метает выброску. И все это делает ловко, увлеченно, я бы сказал — страстно! «Что, не оставил ли камбуз?» — подумал я. С тех пор Подрезов не пропускает ни одной швартовки.
— Буду совмещать: не сутками же пеку хлеб. А без палубы не могу, не в моем характере.— Подрезов задумался, добавил: — Пока поберегусь от сырости, отойду малость,— и опять за свое родное дело!
Пригласил как-то меня Подрезов к себе домой. Собралась его семья. Сидим. Беседуем. Вдруг Яков Иванович вскочил со стула:
— Хоть капельку тепла в сердце другого надо оставить своей жизнью,— сказал он,— трудом, душевностью, заботой. А на что тогда моя жизнь! Я так и воспитываю дочь. Люби, говорю, Леночка, подружек. Купил тебе папа шоколадку — поделись с Танечкой — это ее лучшая товарка,— обязательно ей — побольше, себе — поменьше. Для друга надо жить. Тогда радость и тебя не обойдет.
Лена стояла смущенная. Не знала, видно, что сказать отцу. И только кивнула, опустила глаза: «Я так и делаю, папулька».
Соглашалась с ним и жена, Нина.
Простая семья. Дружная, добрая, отзывчивая. А понимание жизни у них — самое высокое.
Яков Иванович любит, к делу, конечно, произносить поговорку:
«У каждой пташки свои замашки». Произносит он ее чаще тогда, когда отшучивается от дружественных похвал моряков за труд, добросовестность, сердечность. Добрые у Подрезова замашки!
— Не спалось сегодня... Не мог,— говорит Яков Иванович.— В суете не успел помыть посуду...
— В другое время сделали бы...
— Нет, я как та ранняя птичка, что носок прочищает... Ведь чем хорошо ранним утром? Встанешь в четыре, тихо, спокойно. Никто не мешает, покачивает тебя легонько море, как будто одного во всем свете —Яков Иванович сунул руки в ведро и извлек оттуда тряпку. Ловко выжал и начал утренний труд.
А за иллюминатором шумело море. Тихая и нежная музыка его наполняла камбуз.