Фотографии судов

Караван в тумане

Подробности

Категория: Морские рассказы

Когда над караваном садился серебристый, пропитанный солнцем туман, и ледокол, точно слепой гигант, замирал среди льдов, пилот выходил на вертолетную площадку и тревожно мерил ее шагами, вглядываясь в ослепительный воздух. Казалось, чья-то шаловливая рука смешала солнечные искры с мельчайшими ледяными кристаллами и рассеяла на огромном пространстве Арктики.

На ледовую разведку

С бесполезных лопастей вертолета, его верного «Мишки», падали крупные капли влаги, точно слезы. И такой же бесполезный, беспомощный часами маялся вокруг машины пилот.

Всякую остановку каравана он считал личным просчетом. И никакие утешения, ссылки на суровую природу Арктики, которая с годами не становится мягче, не помогали. Если пилот и его машина на борту ледокола, значит, можно вести караван в любую погоду.

Как только в тумане появлялось хоть маленькое окно, сейчас же раздавался настойчивый стук в дверь капитанской каюты. Капитан знал: предстоит очередное нелегкое объяснение с пилотом.

— Иди спать,— говорил он мрачно, едва пилот входил.— Ты же знаешь, рисковать я не буду и добро на вылет не дам.

— При такой проводке вам навигацию не сделать,— напряженно отвечал пилот.— Сами всегда говорите — план!

— Это позволь мне решать, насчет плана,— стараясь скрыть отеческую улыбку, говорил капитан.— Стань на мое место, тогда суди...

Но пилот никогда не мог представить себя на чужом месте. Он был молод и так сжился с вертолетом, что, казалось, они и росли вместе с самого детства. Малейший недуг машины пилот угадывал по звуку. И никогда не ошибался. Зато, когда машина была отлажена, каждая деталька четко делала свое дело, пилот знал, что он всесилен. Капитан брал на ледокол уже несколько лет кряду именно его.

Когда поднялся капитан впервые на мостик нового мощного ледокола, ему казалось — нет льдов, способных устоять перед этой махиной. Однако такие льды появились очень скоро. Капитан снова и снова разгонял ледокол. Наклонный форштевень высоко взбирался на грязную многолетнюю льдину и... ледокол замирал.

Тогда капитан понял, что главное — всегда помнить о возможностях своей машины.

...Туман продержал караван три дня. Утром на четвертый из штаба проводки пришла очередная нетерпеливая радиограмма, и капитан решил, что ждать больше нельзя. К тому же пелена стала прозрачной, распалась на клочья и сдвинулась к горизонту.

Снова пилот стоял перед ним, строгий и подтянутый. По лицу блуждала плохо скрытая улыбка: он ведь и сам видел, что пора лететь в разведку.

— Что ж, заводи своего «Мишку»,— сказал капитан. А когда поднялись на мостик вместе с гидрологом, пояснил: — Вот эту полынью посмотрите, похоже, мешка там нет.

— До тумана нет,— согласился пилот.— А за туманом!

— Предупреждаю,— перебил капитан,— пойдешь за туман — тут же спишу на берег. При всем к тебе уважении. Пилотов я люблю живыми, понятно!

Вертолет завис над площадкой, как бы отряхиваясь от покрывшей его сырости, чуть качнулся и ушел в сторону. Через несколько минут темная точка исчезла в прозрачной глубине неба.

Привычными широкими шагами, заложив руки за спину, мерил капитан ходовую рубку. От борта до борта — тридцать шагов, тревожный взгляд в чуть желтеющую у горизонта стену тумана, и снова — от борта к борту.

И вот так каждый раз: вертолет уходит в разведку, капитан теряет покой. Его бы воля — вообще отказался от этого развлечения. Когда вымпел с ледового самолета сброшен,
ледовая карта в руках, когда гидролог сидит с биноклем в марсовой бочке, а у самого капитана за плечами два десятка лет работы во льдах — зачем ему вертолет! Несерьезно все это, право...

Вахтенный помощник с матросом-рулевым откровенно скучали, прочно устроившись локтями на подоконниках. Из динамика радиотелефона сочился монотонный шум трескучего эфира.

—... Я двадцать третий, я двадцать третий! — раздался наконец голос гидролога. Капитан резко, с полушага развернулся, быстро подошел к динамику.— Полынья хорошая, пройдете спокойно. Только вот... подняться бы над туманом, заглянуть дальше. Может, там есть окна...

Капитан крякнул, покачал головой и, поразмыслив немного, нажал кнопку микрофона.

— Ладно, пробуйте. Но в туман не входить!

Ледокол задрожал. Рубка наполнилась голосами штурманов каравана: «Даю малый вперед!», «Одерживаю», «Даю полборта лево», «Сокращаю разрыв» — коротко отзывались они на команды ледового капитана. Через открытую дверь левого крыла в рубку врывался холодный воздух Арктики, слышалось грозное шипение ледяных глыб, выползающих из-под ледокола.

Но вскоре белая пелена вновь окутала караван, гряда тяжелых торосов преградила путь ледоколу.

— Двадцать третий, как там у вас! — спросил капитан.

Динамик долго молчал. Потом раздался голос пилота, слишком спокойный, чтобы рассеять опасения.

— Все в порядке. Прыгнули в окошко, дальше тут снова разрежение. Но границ тумана не видно, и плотный, черт! Будем возвращаться.

— Отставить,— сказал капитан.— Караван снова в молоке, не найдешь! Как горючее!

— На полчаса хватит...

— Вот что... Найди ледяху покрепче и садись. Как понял!

— Понял. А может...

— Это приказ,— снова оборвал капитан, хотя знал, что пилот его не услышит, пока не выскажется до конца.— Приказываю садиться и ждать ледокола или видимости. Да поспеши, пока окно не закрылось.

Капитан знал, что никому не дано совершать невозможное в Арктике. На его глазах тонуло раздавленное льдами стальное судно. Он видел людей, замерзших в сотне метров от дома в глухую пургу и умирающих от голода рядом со стадом диких оленей. Он видел, как ветер сносит крыши домов, как проваливаются сквозь лед бульдозеры и как людей за минуту накрывает метровый снежный сугроб.

Он был опытный капитан. Сотни, тысячи людей выучила Арктика мужеству, стойкости, умению преодолевать и рисковать. Капитана Арктика выучила главному: умению оценивать ситуацию и свои возможности.

Когда пилот подтвердил благополучную посадку на льдину, капитан
принял это как должное. Но теперь, стоя на крыле мостика в распахнутом полушубке, он должен был принять свое решение. Ждать! Но сколько людей ждет в портах этот караван! Идти напролом!

Чтобы не терять время, связался с механиками:

— Когда будет седьмой дизель!

— Работаем,— неопределенно ответили из машины.

...Ветер начался внезапно. Туман утратил сияние, посерел, и с норд-оста, быстро заполняя укромные уголки на палубе, полетела колючая крупа.

«Вот оно! Синоптики предупреждали, но так не хотелось думать об этом! Норд-ост — это наверняка сжатие, и сколько придется ребятам торчать на льдине — никто не знает. По крайней мере, пока льдина выдержит напор...»

Ледокол начал разведку корпусом, выкусывая из ледовой гряды огромные грязно-зеленые валуны. Корпус содрогался, на камбузе баки подпрыгивали на плитах, выплескивая кипя-
ток. Из-под винтов с грохотом летели льдины.

Наконец гряда была пробита, и через какое-то время баковый матрос крикнул по трансляции на мостик:

— Вертолет справа по борту!

От полыньи не осталось и следа. В метели, подрагивая принайтованными к льдине лопастями, одиноко замерзал вертолет. Капитан физически ощутил цепенящий холод тесной кабины, представил лица ребят. Гидролог — тот мужик тертый, никогда не пойдет в разведку без унтов и тулупа. А этот, безрассудный мальчишка, пижон! Вечно он нарывается на приключения! Не надо было пускать его за туман...

Радостный гудок ледокола заставил пилота вздрогнуть и выбраться из кабины. Пилот очень любил свою машину, но выплывающий из метели высокий черный корпус и гудок, одолевший голос ветра, показались ему самым великим творением человеческих рук. И он впервые позавидовал капитану — человеку, владеющему такой силой.

• < Назад
• Вперёд >