«Никогда еще ни одна страна,— писал выдающийся советский моревед Н. Н. Зубов,— не организовывала столь обширной по задачам экспедиции. Это было поистине величайшее государственное предприятие, географическое в самом широком смысле этого слова, притом проводившееся в весьма тяжелых природных условиях».
Девять отрядов должны были всесторонне обследовать побережье России от устья Печоры до Охотского моря, омывающие его моря и впадающие в них реки, внутренние области Восточной Сибири, отыскать морские пути в Тихом океане от Камчатки к Северной Америке и Японии.
Столь грандиозное по замыслу предприятие в умах потомков не очень-то укладывалось в название «Вторая Камчатская экспедиция». Поэтому до сих пор продолжаются споры, как ее точнее называть. Конечно, предложенное в наши дни название «Великая Сибирско-Тихоокеанская экспедиция» лучше отражает как район действия, так и грандиозность неповторимого предприятия, но оно не стало общепринятым. Несомненно, прав и историк М. И. Белов, возражающий против «искусственного расчленения единой по замыслу экспедиции» на Вторую Камчатскую (тихоокеанские отряды) и Великую Северную (отряды Северного Ледовитого океана), хотя сам он называл Экспедицию Великой Северной или Второй Камчатской. Однако, согласитесь, первое название тоже не очень подходит к отрядам, искавшим морской путь в Японию и рекой от Верхнеудинска в Охотск. Поэтому мы употребляем исторически сложившееся в литературе название «Вторая Камчатская экспедиция», к тому же и официально употреблявшееся ее современниками.
Правда, слово «экспедиция» основательно дискредитировано последнее время необоснованным употреблением. Разве можно одним словом называть это великое русское морское предприятие, потребовавшее напряжения у всей страны, и, например, наводнившие последние годы удаленные районы страны группы туристов, самовольно присваивающие себе названия научно-спортивных экспедиций...
Добраться до мест базирования отрядов уже по тем временам было подвигом. Даже самый западный Двинско-Обский отряд, непосредственно подчиненный Адмиралтейств- коллегии, добирался из столицы через Ладогу до Архангельска более двух месяцев. Путь же до Якутска продолжался больше года, а до Охотска — четыре года. В такую даль приходилось тащить не только судовое снаряжение, но и продовольствие. Численность экспедиции катастрофически росла год от года. Только на сплаве по рекам работало более тысячи человек. Для одних только камчатских отрядов сибирские воеводы ежегодно отправляли до 50 тыс. пудов ржаной муки и до 3 тыс. пудов круп. Ведь консервы еще не были изобретены.
Беринг постоянно опасался: «И ежели повсегодно отправления провианта не будет, то всемерно, в таких пустых и бесхлебных местах, востребуется великая нужда и страх того, чтоб такого многолюдства не поморить от голоду, и не принуждены бы были, не окончив подлежащих экспедиционных дел в туне оставить, и всех служителей распустить».
Другой сложностью было строительство экспедиционных судов. Если начальнику Двинско-Обского отряда С. Муравьеву не пришлось сильно обременять себя заботами по строительству кочей «Экспедицион» и «Обь» (их взял на себя начальник Архангельского порта Мятлев), то заботы по строительству двухмачтовой дубель-шлюпки «Тобол» в Тобольске, дубель-шлюпки «Якутск» и бота «Иркутск» в Якутске, гукора «Архангел Михаил» и дубель-шлюпки «Надежда» в Охотске полностью легли на плечи лейтенантов В. Прончищева, М. Шпанберга, Д. Овцына и подштурмана С. Челюскина.
Особенно много хлопот доставило строительство самых больших экспедиционных судов (грузоподъемностью 6 тыс. пудов и водоизмещением около 200 т), пакетботов «Св. Петр» и «Св. Павел», спущенных на воду в Охотске лишь в июне 1740 года. Судостроительные хлопоты участников экспедиции продолжались и позже. В ходе экспедиционных плаваний погибли «Экспедицион» в 1736 году, «Якутск» в 1740 и «Св. Петр» в 1741 году. Зато дополнительно были построены палубные боты «Первый», «Второй» и «Оби-Почтальон».
Планировавшаяся на 6 лет экспедиция растянулась больше чем на 10. И не медлительность В. Беринга, как считали Адмиралтейств-коллегия и некоторые поздние исследователи деятельности Второй Камчатской экспедиции, была тому виной. Немереные и нехоженые пространства, нерасторопность и даже умышленная недоброжелательность местной администрации, а главное, трудности, которые невозможно было предусмотреть из Петербурга, растянули экспедицию во времени.
Н. Зубов эти непредусмотренные трудности рассматривал в сравнении с успешными плаваниями в арктических водах русских поморов в первой половине XVII века. Он пришел к выводу, что, во-первых, участники Второй Камчатской экспедиции, хотя и были гораздо образованнее мореходов XVII века, однако не обладали их многовековым опытом ледового плавания; во-вторых, за истекшее время значительно ухудшилась ледовая обстановка в этом районе; в-третьих, поморы плавали на небольших плоскодонных весельных судах. «На судах Великой Северной экспедиции паруса играли главную роль,— писал Зубов.— Паруса требуют для лавировки пространства, а в ледовитых морях приходится плавать по разводьям и полыньям. Парусные суда не могут пробираться через ледовые перемычки. Легкие суда поморов через перемычки можно было перетаскивать».
Были и другие сложности, присущие жестокой бироновщине, царившей в это время в стране. Тайные доносы, ложные обвинения по вероломным «слову и делу», затяжные следствия с пытками и истязаниями, конечно, не способствовали ходу экспедиции. Овцын, Гвоздев, Гене, Хитрово, Павлуцкий, Стеллер и другие познакомились в той или иной степени с канцелярией тайных розыскных дел.
В короткой статье нет возможности описать действия каждого из отрядов экспедиции. Пусть небольшая схематическая карта напомнит об их делах и маршрутах. Экспедиция выполнила поставленные перед ней задачи. Правда, побережье Таймыра было нанесено на карту не с моря, а зимним путем на собаках. Берега же Чукотки Сенат ввиду «немирных чукоч» запретил описывать даже с суши, их нанесли по опросным данным. Были открыты берега Америки и острова Алеутской гряды, закартографированы Курильские острова и частично берега Охотского моря, удалось посетить Японию.
Все это стоило неисчислимых лишений и жертв. В 1736—1736 годах на зимовке в устье якутской речки Хараулах погибли от цинги 37 человек, в том числе начальник Восточно-Ленского отряда Питер Ласиниус. Годом позже на высоком берегу другой якутской реки Оленек были похоронены начальник Лено-Хатангского отряда лейтенант Василий Прончищев и его жена, которую принято называть Марией, хотя достоверно ее имя никому не известно. 31 человек со «Св. Петра» и 21 человек со «Св. Павла» не вернулись от берегов Америки на Камчатку. Навсегда остался лежать на острове Беринга и начальник Второй Камчатской.
А сколько рядовых участников отрядов не вернулись на родину! Еще дороже экспедиция обошлась местному населению Сибири, привлекавшемуся на многочисленные повинности. По словам биографа Беринга Б. Островского: «Сотням людей эта повинность стоила жизни, а многие племена были разорены совершенно».
По ряду причин подвиги и жертвы участников Второй Камчатской экспедиции не были по достоинству оценены современниками. Лишь в середине прошлого века к ним обратили свои взоры историки и географы. «Труды и лишения,— писал в те годы морской историк А. Соколов,— беспрестанная борьба и почти беспрестанная неудача — такова участь этих деятелей! Ни больших выгод им не предвиделось, ни славы себе они не могли ожидать. Между тем, исполняя суровый долг, они совершили такие чудные подвиги, каких очень немного найдется в истории мореплавания; они сделали такие приобретения, которые поныне не потеряли своей цены».
Первым на карте было увековечено имя начальника экспедиции. Это сделали его спутники по пакетботу «Св. Петр», назвав остров на Командорских островах, где зимовал и умер Витус Беринг, его именем. Джеймс Кинг, спутник Джеймса Кука, в 1778 году назвал разделяющий Азию и Америку пролив Беринговым. Затем В. Головнин в 1818 году заимствовал у французского гидрографа Флерье название Берингова моря и ввел его в обиход на русских картах. Позже именем Беринга были названы мыс, гора, рабочий поселок. Причем рабочий поселок Беринговский назван так совсем недавно.
Сейчас только на морских картах берегов нашей Родины почти 100 географических объектов носят имена участников Второй Камчатской экспедиции. Многие из них повторены многократно: Прончищева — пять, Беринга — семь, Минина — одиннадцать раз. Абсолютное большинство их, вполне естественно,— в Северном Ледовитом и Тихом океанах, там, где работали эти люди. Но есть и исключения. Еще норвежский полярный исследователь Руал Амундсен, зимуя у берегов Таймыра, назвал здесь в честь участников экспедиции Беринга мысы Вакселя, Ласиниуса, Стеллера, Стерлегова, хотя они у Восточного Таймыра не бывали. Их имена есть и на Новой Земле — мыс Чекина и пролив Головина, и даже в Антарктике — гора Крашенинникова и др.
Имена участников Второй Камчатской экспедиции давно стали синонимом беспредельного мужества и верности долгу. Вот почему они так часто появляются не только на картах, но и на бортах морских судов. Когда в конце прошлого века русские военные моряки взялись доставить из Англии на Енисей рельсы для строившейся Транссибирской магистрали, то приобретенные для этой цели суда они назвали именами героев Второй Камчатской. Так появились двухвинтовой пароход «Лейтенант Овцын», колесный буксир «Лейтенант Малыгин», стальная парусная баржа «Лейтенант Скуратов».
В море Лаптевых до войны хорошо поработали построенные на Лене деревянные шхуны «Прончищев», «Челюскин», «Лаптев». Советские научные и транспортные работы в Арктике начинал ледокольный пароход «Малыгин». Последние годы он честно служил полярной гидрографии и погиб штормовой осенней ночью 1940 года в Беринговом море. С именем парохода «Челюскин» связана целая героическая эпопея, именуемая челюскинской. Именно во время нее, при спасении челюскинцев, родилось высокое звание — Герой Советского Союза.
Сейчас гидрографическую вахту в Арктике продолжают суда с именами тех, кто 250 лет назад впервые положил на карты берега арктического фасада России: «Дмитрий Овцын», «Дмитрий Стерлегов», «Харитон Лаптев», «Степан Малыгин». Во льдах бьются архангельский ледокол «Василий Прончищев», тиксинский — «Семен Челюскин».
Уже «поплыли» на бортах географические названия в честь участников Второй Камчатской экспедиции: рефрижераторы «Берингов пролив» и «Остров Беринга», БМРТ «Мыс Челюскин». А вот суда с именами участников — ленинградский буксир «Челюскин», владивостокские пароходы «Алексей Чириков» и «Витус Беринг», ждановский — «Степан Крашенинников» уже состарились.
250-летие Второй Камчатской экспедиции — достаточный повод для возобновления на бортах новой серии морских судов имен ее участников, которых помнит весь мир.